Десять угроз Китаю в 2015-ом году

Насколько соответствует реальности стереотип о том, что Китай – это страна с наиболее устойчивой экономикой и сверхстабильной политической системой? Так ли это на самом деле, и что угрожает стабильному развитию Китая? Мы попытались описать угрозы в экономике, политике и обществе, которые могут повлиять на стабильность в Китае.

Экономика.

Угроза падения внешней торговли. Сокращение темпов роста внешней торговли Китая приобрело катастрофические темпы. По последним данным китайской таможни в 2012-2014 гг. реальные годовые темпы роста объема импорта и экспорта в Китае не достигли плановых показателей, составив, соответственно, 6,2 процента, 7,6 процента и 3,4 процента, об этом сообщает ИА Синьхуа. Нет никаких признаков того, что в новом 2015-ом торговля вновь наберет обороты – скорее всего она прекратит рост вообще.

Ни для кого не секрет, что Китай по-прежнему остается экспортно-ориентированной страной. Это значит, что основная прибыль в страну все еще приходит от продажи товаров не внутри страны, а за рубежом. По сути, эта та же экспортная игла, но не нефтяная как у России, а игла экспорта ширпотреба, или дешевого неквалифицированного труда. И хотя экономику буквально накачивают кредитами (объем денег в стране вырос за несколько лет в несколько раз), внутренний спрос не является двигателем экономики, деньги туда по прежнему поступают из экспортного сектора.

Китайская экономика напоминает змея, кусающего себя за хвост: деньги от экспорта тратятся на не приносящие «выхлопа» проекты внутри страны, или снова выводятся за рубеж, при этом внутренний рынок, накаченный потребительскими кредитами, покупает не китайские товары, а раскрученные и качественные импортные. Не трудно догадаться, что произойдет, когда основной источник прибыли в китайской экономике – экспорт – перестанет «работать».

Именно со стимуляцией экспорта связаны личные проекты Си Цзиньпина по созданию Экономического пояса Шелкового пути (экспорт в Среднюю Азию), и морского Шелкового пути (экспорт в Южную Азию и арабские страны), а также Зоны свободной торговли АТЭС. Вопрос расширения внешних рынков для китайской экономики – вопрос жизни и смерти. И в 2015-ому году он станет ребром.

Девальвация. Всем жителям России, Украины и Казахстана за последний год стало известно, что бюджеты их стран компенсировали падение экспорта за счет удешевления национальной валюты. Упали доходы от экспорта в долларах? Не беда – изменим курс и проблемы бюджетного дефицита решены, долларов от экспорта стало меньше, но денег в бюджете осталось столько же. Примерно тоже самое ожидает и Китай, который столкнется с описанными выше проблемами падения экспорта. Однако для Китая девальвация юаня — вопрос серьезных стратегических договоренностей с США, которые добились при предыдущем генсеке Ху Цзиньтао снижения юаня с 8,6 до 6 юаней за доллар, чтобы сдержать экспансию китайских товаров на американский рынок. Вынужденная девальвация юаня, которая, скорее всего, будет постепенной – до 6,5-7 юаней за доллар в течение года, станет поэтому поводом для усиления конфронтации Китая с США, а также может вызвать негативные настроения в населении – за последние 6 лет Китай серьезно «подсел» на зарубежный импорт. Если девальвации не произойдет, то по приморским производителям, в частности по Южному Китаю, будет нанесен еще один удар, который может вызвать рост недовольства насления. К слову, необъяснимая политика Китая по отношению к курсу юаня — вполне может быть объяснена через борьбу «приморских» и «внутренних» группировок в стране, выигрывают экспортеры — юань ослабевает, а если «внутренние» — юань укрепляется.

Ипотечный и финансовый кризис. 2014-ый стал годом постоянного падения цен на жилье в более 90% крупных городов Китая. К концу года это вызвало целый бум продаж жилья – однако все, что хорошо для рядового населения, не всегда хорошо для экономики в целом. Падение цен на жилье означает свертывание рынка строительства, угрозу невозвратов банковских кредитов, и ипотечный кризис. Именно с резкого падения цен на жилье начался ипотченый кризис в США, который спровоцировал и финансовый кризис 2008-ого. Власти Китая предпринимают меры по стимулированию ипотеки и финансовому регулированию – но к росту цен на жилье это пока не привело. Население Китая скептично оценивает возможности роста в секторе и выгодности покупки второго жилья, а это только усугубляет падение цен. Возможно, нынешний продажный бум – настоящий «пир во время чумы» и преддверие кризиса 2015-ого, который у суеверного китайского населения считается годом нестабильности.

Как уже говорилось выше, денежная масса в Китае за последние 6 лет росла в геометрической прогрессии, что было связано со стимулированием государством внутреннего спроса в стране. Известно, что рост ВВП от подобных вложений был непропорционально мал относительно процентов по кредитам, так как многие деньги вкладывались в долгосрочные проекты типа скоростных железных дорог, реинвестировались в экспортные проекты или попросту разворовывались (также вид инвестиции за рубеж или в Гонконг).  Финансовая система Китая накопила огромное количество «плохих» долгов — кредитов, по которым не будет возврата – и встала перед угрозой банкротства части банков. Точный объем внутреннего долга является предметом тайны, но по косвенным данным он еще в 2012 году достигал 100% годового ВВП Китая. Таким образом, уже сейчас Китай подошел к критическому рубежу, когда рост ВВП обслуживает проценты по внутренним долгам. Рост ВВП, в свою очередь, привязан к росту экспорта, который падает катастрофическими темпами.

Падение темпов роста торговли, девальвация и начало ипотечного кризиса в 2015-ом в Китае выглядит вполне реально, однако вряд ли будет происходить взрывообразно – это не в китайских традициях, к тому же китайское правительство, обладающее значительными резервами, будет до последнего пытаться смягчить проблемы периода «перестройки» в экономики, когда, как планируется, Китай избавится от балласта старых нерентабельных отраслей и совершит скачок к производству с высокой добавленной стоимостью. Как долго продлится эта «перестройка» – неизвестно, однако на данный момент Китай все еще тратит на единицу продукции в четыре раза больше энергии, чем развитые страны – это значит, что говорить об экономике будущего сейчас и в ближайшие годы рано. Китай по-прежнему продает дешевый труд и покупает продукцию западных технологий, например, импорт иностранных микрочипов является второй масштабной зависимостью Китая после нефтяного импорта. Избавиться же от нерентабельных предприятий в одночасье, как это было в 1990-ом в СССР – означает оставить без средств к существованию десятки миллионов людей со всеми вытекающими последствиями. Как и власть в СССР, китайская власть к такому ни психологически, ни технически – не готова.

Все, что остается у Китая для решения этих пробоем — расширение внешних рынков, в частности создания юаневой зоны торговли из стран АТР, Средней Азии, России, а также Африки, Южной Америки и Арабских стран. Юаневая зона обеспечила бы китайским производителям необходимый в кризис высокий уровень экспорта. В идеале юаневая зона должна была бы расшириться и на политически пассивную Европу, единственная проблема для такого расширения – наличие долларовой зоны торговли. К слову, китайские инвестиции в ЕС выросли в этом году в 2,7 раза — «небольшой» повод для беспокойства американцев.

 

Внешние угрозы

Стоит ли доказывать, что Китай хочет мирного расширения юаневой зоны, или как гласит классический военный трактат Сунь-цзы «победить, не воюя» — ведь любая война ляжет тяжелой ношей на экономику и переставит все акценты в политической жизни Поднебесной, станет красной тряпкой для нарастающего «либерального» движения, коей стал  в свое время для СССР Афганистан. Об этом знают и в США, для которых локальный конфликт на границах Китая был бы большой геополитической удачей. Прямое столкновение Китая с одной из крупных стран по периметру своих границ выглядит как фантастика и не потому, что Китай слаб, вовсе наоборот, но как только Китай начнет войну на одном фронте – сразу же откроется второй, никто из соседней Китая – ни Япония, ни Индия не желают его возвышения. Поэтому самая вероятная угроза для Китая – это локальный приграничный конфликт, за которым последуют санкции и волна «демократического движения».

Северная Корея. Вряд ли жители Пекина могли знать, что резко падающий интернет-трафик в столице был связан в том числе и с пусками баллистических ракет в не такой уж и далекой Северной Корее. Несколько дней назад в Южной Корее был опубликован военный план северных соседей, согласно которому предполагалась вполне реальная 7-дневная ядерная война. Арсенал КНДР не так велик, но не трудно догадаться, что в эту войну вмешалась бы Япония и Китай. Если вы думаете, что третий в династии Кимов шутит, то вы ошибаетесь – после его прихода к власти, он практически уничтожил в КНДР прокитайский блок, оставшись один на один со всеми своими врагами – власть молодого лидера нестабильна, что создает на границах Северо-Восточного Китая военную угрозу. План Китая относительно слабеющей КНДР был прост – отдать ее Южной Корее, а взамен сделать из нее своего благожелательного сателлита, вырвав из оси американских союзников, однако молодой лидер Северной Кореи с этим планом оказался не согласен. Воссоединение двух Корей очень напоминает схему воссоединения ФРГ и ГДР при Горбачеве: создание крупного государства в центре Европы должно было «выбить» его из гравитационной орбиты влияния США, а также сделать его нейтральным к СССР – хотя бы на время ассимиляции напичканной сотрудниками Штази Восточной Германии.

Афганистан. Завершился вывод американских войск из Афганистана, теперь эта страна предоставлена сама себе, а политические конфликты так и остались неурегулированными. Афганистан может превратится в базу поставок оружия для исламских террористических группировок в китайском Синьцзяне, которые борются за отделение региона от Китая и создания Исламского государства Восточный Туркестан – который может положить конец планам Китая попытаться построить независимый транспортный коридор в Европу. Если учесть, что влияние китайских мусульман доходит практически до центра страны – создание Восточного Туркестана – одна из ключевых угроз существования страны.

Япония. Страна восходящего солнца до 2015-ого года полагалась на защиту США и ограничивалась немногочисленными Силами самообороны. Но уже в этом году Япония в рамках стратегии «проактивного пацифизма» воссоздаст регулярную армию, которая была расформирована в конце Второй мировой войны. Ожидается, что году новая республиканская власть в США откажется от активной защиты союзников и перейдет к прямым договорным отношениям с лидерами региона – для Японии, Тайваня, Филиппин это означает, что их оставят один на один с Китаем. Этим и вызван рост японского оборонного бюджета, создание армии, а также ряд других инициатив в этой сфере. Однако противостояние Японии и Китая будет проходить, как сейчас принято говорить, в гибридных формах, а не напрямую, это диктуют тесные экономические связи двух стран – для Японии Китай уже давно является торговым партнером №1. Япония может провоцировать приграничные и внутрикитайские выступления – от Северной Кореи до Вьетнама.

Южно-Китайское море. Страны Юго-Восточной Азии и акватория ЮКМ имеют для Китая стратегическое значение по ряду причин – именно здесь сосредоточены крупнейшие зарубежные общины китайцев, через ЮКМ проходят стратегические транспортные маршруты, здесь расположены крупнейшие месторождения нефти. Однако не все страны ЮКМ готовы поступится своими интересами в пользу Китая, особенно если международные корпорации готовы вести прибыльный бизнес под их юрисдикцией. Особую опасность для Китая по-прежнему представляет Вьетнам, который не входит ни в один союз и не находится под защитой крупных мировых держав. Именно Вьетнам, наряду с Филиппинами, проводит интенсивную политику по отстаиванию своих интересов в ЮКМ. Не очень удачно складываются отношения Китая и Индонезии, где к власти пришел негативно настроенный к Китаю президент. Индонезия – одна из крупнейших получателей японских инвестиций. При условии высокой активности Китая в ЮКМ может сложиться антикитайский альянс из Индонезии, Филиппин и Тайваня, обеспеченный активной поддержкой Японии.

Судя по всему, 2015-ый станет для Китая годом угрозы начала одного из локальных конфликтов, который будет использован Западом для защиты собственных рынков, прежде всего США для недопущения Китая в зону торговли США-Европа.

Все бы это не было бы для Китая чем-то критическим, если не серьезные угрозы внутриполитической стабильности в стране.

Политические угрозы.

Китайская элита – одна из наследниц сталинского СССР – все еще испытывает влияние советской кармы: распад СССР в сложный период «ускорения» и «перестройки» волнует китайское политическое поднебесье даже сейчас. «Нельзя повторить ошибок СССР, нельзя допустить распада страны», — в 2013-м для высших членов политической элиты Китая был даже создан и продемонстрирован специальный фильм, в котором показывались ужасы последствий распада Страны Советов. 2015-ый год сакральный – на него приходится окончание 12-ой пятилетки развития китайской экономики, известно, что для СССР в 1990 году 12-ая пятилетка завершилась вместе с историей СССР. Об этом в Китае прекрасно знают. Захлестнувшая страну интернет-гласность, цензурирование которой не может остановить волну свободы слова китайских восьмидесятников, налагается на необходимость структурной «перестройки» экономики. Даже речевые обороты нынешнего китайского руководства до мелочей пугающе напоминают речи конца 80-х в СССР:  «всестороннее углубление» реформ, «расширить открытость», «углубить открытость», «ускорить реформы» и т.д.

Идеологический вакуум. Основная проблема взаимоотношений общества и власти в КНР заключается в сокращении реального авторитета Компартии, как лидера общественных сил страны. «Красные» пришли к власти в стране, пораженной тотальной столетней гражданской войной, наркоманией, работорговлей, униженной японскими расовыми чистками, доведенной голодом до животного состояния, их программа была проста: мир, сытость, стабильность. И какие бы катаклизмы в политике не происходили, эти «три кита» удерживали Компартию Китая на плаву, даже ужасы Культурной революции были ничем по сравнению с темными ужасами 100-летней гражданской войны, в которой  с середины 19-ого века пребывал некогда цветущий Китай. Однако теперь Китай накормлен макдональдсом, он забыл про крупные войны уже более чем на 60 лет, мелкие стычки на границах Вьетнама и СССР – не в счет. Новое поколение восьмидесятников хочет не равенства и чашки риса, новое поколение хочет Возможностей. Надо отдать должное руководству Китая – новый лозунг «построения китайской мечты» отражает понимание этих трансформаций общества, однако, сможет ли Компартия совершить сальто-мортале и превратится из партии крестьян и городских рабочих в партию креативной молодежи – вопрос спорный. Сама китайская молодежь на этот вопрос отвечает отрицательно: партия во многом ассоциируется у них с карьерным ростом и чиновничьим аппаратом, хуже того — с прошлым, с отсталостью. Технологическая контр-элита набирает силу в стране, при этом она лишена представительства в госаппарате: достаточно упомянуть то, что самый известный IT-гигант Китая – «Алибаба» – получил свои первые инвестиции не от государства и даже не из Китая — а от заклятого «друга» Китая – Японии, многочисленные же технологические «сколково», создающиеся при поддержке государства не имеют такого яркого успеха, хотя и во многом эффективны.

 

Борьба группировок. Кризис авторитета «идеологии равенства» прекрасно осознают и в самой партии. У ряда экспертов есть мнение, что Китай готовит замену партийной системы управления на систему прямых выборов, которая начнет активно реализовываться в стране с 2017-ого года – для начала в Гонконге, а потом уже в Южном Китае, и в Китае повсеместно. Как и в СССР это очень пугает часть партийной элиты, которая не без оснований полагает, что утеряет власть в результате открытой конкуренции. Все это, а также начавшаяся приватизация госпредприятий, активно стимулирует борьбу политических кланов в стране, которые укрепляют свои позиции перед наметившимися изменениями. Даже кампанию повышения  личного рейтинга главы государства и его супруги, которая повсеместно началась в Китае, можно расценивать как некую предвыборную меру, перед появлением реальной должности «президент Китая».

Если в России политические группировки часто начинают формироваться за школьной партой или в университетской аудитории, то политические кланы в Китае формируются по географическому принципу – сычуаньцы конфликтуют с шэньсийцами, южане не любят северян и так далее. Каждая провинция и даже район формируют свой политический клан, стремящийся к власти в рамках Большого Китая. Сейчас борьба группировок и их корпораций, со всей силой развернувшаяся еще на Тяньаньмэни в 1989 году, грозит выйти из под контроля, об этом официально заявляют первые лица страны. Как и в позднем СССР это чревато различными инцидентами, такими, как, например, авария на Чернобыльской АЭС, которая подрывает авторитет определенных сил в стране. Не исключено, что давка в предновогоднюю ночь в Шанхае – это первый подобный инцидент уже в материковом Китае.

Сепаратизм. Здесь речь не пойдет о Тибете, Синьцзяне или каких-то других национальных окраинах КНР. Дело в том, что сам Китай и китайцы вовсе не однородны, как русские, которые без проблем могут понимать и быть понятыми от Калининграда до Владивостока. В Китае существует несколько крупных китайских субэтносов, которые различаются между собой, примерно, как славянские народы. Китай – это не национальное название, слово «чжун го» можно перевести как «центральное» или «внутреннее» государство, то есть это собирательный термин, постулирующий идею сосредоточения всех китайских субэтносов в одно центральное государство. На поверхности в этом вопросе лежит проблема «тайваньского сепаратизма»: Тайвань, хотя фактически и является автономной политической единицей, но при власти партии Гоминьдан позиционировал себя как часть китайского мира, заявляя о желании интеграции в «центральное государство». Однако победившая Демократическая партия Тайваня ставит вопрос о «тайваньской нации», и переименовании острова из Китайской республики в Тайваньскую республику – к этому есть серьезные основания, более половины населения острова говорит на субязыке миньнань («диалект китайского языка миньнань»), который отличается от языка Пекина. Фраза «я знаю» на миньань будет звучать «Нго цза-я», на китайском северном «Во чжи-дао». Почувствуйте, как говорится, разницу. Различия не заканчиваются языком – они есть и в культуре, и быте, и ментальности, однако Тайвань все равно остается частью большой китайской цивилизации, вопрос – хочет ли он под власть Северной столицы или нет?

 

Фактически, кроме КНР специфический статус «полугосударств» или государств имеют еще четыре китайских образования – Гонконг, Макао, Тайвань и Сингапур – и все они находятся в Южном Китае. Итого мы имеем 5 китайских образований в мире.

Для КНР вопрос возвращения южно-китайского острова под свою юрисдикцию – вопрос собирания китайских земель. Специально для таких южно-китайских образований была придумана схема «одна страна – две системы», когда под юрисдикцию КНР были возвращены южно-китайские Гонконг (1997) и Макао (1999). Двум южно-китайским образованиям на 50 лет была гарантирована широкая автономия: свои законы, свои деньги, даже граница с пограничниками. Раньше «две системы» значило материковый коммунизм и южно-китайский капитализм, но теперь когда корпоративная элита стала весьма сильна и в Китае – разница между ними практически исчезла, зато остались субэтнические различия: во время массовых демонстраций осенью 2014-ого можно было увидеть лозунги «Гонконг  не Китай». Именно национальный вопрос в Южном Китае может стать еще одной большой проблемой для КНР в новом году – ведь практически все провинции Южного Китая населены различными китайскими субэтносами. Центральная власть об этой проблеме знает и пытается с ней справится – именно по коррумпированным чиновникам соседней с Гонконгом провинции Гуандун был нанесен сильнейший удар в ходе массовой чистки партийного аппарата.