Полагаю, сегодня многие мои старшие друзья, знакомые и коллеги со легким злорадством скажут: «Добро пожаловать в клуб!» Ну что делать — годы имеют обыкновение накапливаться, и сегодня закономерным образом я влился в клуб тех, кому исполнилось пятьдесят. Я по этому поводу не переживаю: ну полтинник и полтинник. Что такого? Кризиса-то среднего возраста у меня тоже не было. Об этом кризисе я не раз слышал от разных знакомых самые странные вещи, внутренне даже подготовился — ну вот тридцать, ну вот тридцать пять, ну вот сорок, где же ты, родной? Нету и все. Наверное, я устроен иначе. А может, мне просто некогда было на кризисы размениваться?
К пятидесятилетию я подошел с довольно богатым (по-своему) опытом. Ведь после университета — сразу же, а это был 1986 год — мне повезло отправиться в Китай переводчиком, потом мне не меньше повезло поступить в Кунсткамеру (нет, не экспонатом, а стажером-исследователем) и в 1990 году опять же повезло успеть вскочить на подножку последнего поезда знаменитых советских стажировок в Китае. К этому времени я уже очень отчетливо понимал, что хочу посвятить себя китаеведению и даже имел несколько пустяковых публикаций. Но из Китая вернулся я совсем в другую страну (кстати, голосовал за сохранение СССР в нашем консульстве в Шанхае), и — вдруг стал издателем. То есть, конечно, не совсем вдруг, а следуя лозунгу «Спасение утопающих — дело рук самих утопающих».
Так появился альманах «Петербургское востоковедение», а затем пошло и поехало: книги, из году все больше и больше, уже не только по классическому востоковедению, но и по этнографии, славистике, археологии, истории… Одних периодических изданий мы издавали пять штук. Славное было время, а я еще успевал заниматься любимой наукой: изучал и переводил сунские бицзи, печатал статьи и даже книжку про бицзи в этой суете умудрился выпустить.
Но жил во мне еще и писатель — он периодически выходил на первый план, и тогда появлялся какой-нибудь рассказ или даже «двуллер». А однажды на свет появился старец Хольм ван Зайчик, и это тоже было славное время, и я искренне признателен Славе Рыбакову (который давно уже в клубе) за то, что он вовлек в это предприятие именно меня. Хорошо работающее издательство оставляло достаточно времени — и жизнь моя стала полосатой: период науки, период писательства, период науки, период писательства. Последний период писательства был не самый удачный: случилось приглашение в проект «Этногенез», где я написал три средней руки книжки, но саму историю, в этих книжках рассказываемую, мне там завершить по совершенно не зависящим от меня причинам не удалось. Ну и ладно: все равно кот Шпунтик получился хороший.
Между тем издательское дело хирело, сжималось, как шагреневая кожа: тиражи книг падали, цены на книги росли, и все меньше и меньше оставалось возможностей для выпуска хороших долгоиграющих научных книжек. Полосатость жизни моей закончилась сама собой, и я полностью посвятил себя науке. Так в 2009 г. мне удалось наконец завершить и напечатать «Лес записей», своеобразный итог двадцатилетних занятий сунскими сборниками бицзи, а потом полностью погрузиться в историю китайской прозы сяошо, ведь, несмотря на то, что сяошо вроде как на слуху — по-русски о них толком ничего и не написано. В этом году выйдет первый том из этой серии — история сяошо с I по VI век, а еще я хочу выпустить два тома: с VII по X и с XI по XIII-й, и половина второго тома уже написана.
Еще в этом же году выйдет наш с Мариной Кравцовой двухтомник: история поэзии и прозы с древности и до XIII в., — на полторы тысячи страниц, между прочим. Так и получается, что все эти мои разнообразные занятия требуют кучу времени и усилий, и наверное поэтому я и не успеваю пострадать кризисом среднего возраста тогда, когда это позволяют себе окружающие.
Ну а в общем и целом — кажется, к пятидесятилетию я подошел не с пустыми руками и в середине сентября опять полечу в Пекин — на полтора месяца: работать над вторым томом истории сяошо. Учитель сказал: «В пятнадцать лет я обратил свои помыслы к учебе. В тридцать лет встал на ноги. В сорок освободился от сомнений. В пятьдесят познал волю Неба. В шестьдесят научился отличать правду от неправды. В семьдесят стал следовать желаниям сердца и не преступал меры». В год собственного пятидесятилетия я не могу с полной уверенностью сказать, что подобно Конфуцию познал волю Неба и уж тем паче — что освободился от сомнений, а потому отдаю себе полный отчет в ограниченности своих знаний, сил и возможностей, надеясь лишь, что к шестидесяти годам наконец научусь отличать правду от неправды.
Добавить комментарий
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.