Северокорейское общество обычно воспринимается как монолитное: население страны состоит почти исключительно из этнических корейцев, каждый из них относится к одной из пяти псевдокастовых групп, определенных системой сонбун, выезд за границу строго контролируется государством. Мужчины призываются в армию, а если северянин хочет сделать карьеру, ему нужно вступить в партию.
Но есть в КНДР и небольшая, но очень активная группа жителей, для которых все это не работает. Почти все они не этнические корейцы, у них нет сонбуна, они не могут вступить в партию и не призываются в армию, а за границу ездят совершенно легально и когда хотят. Речь идет о тех жителях Северной Кореи, у кого есть гражданство Китая, по-корейски «хвагё». Хвагё – это потомки китайских эмигрантов в Корею, часто в третьем или четвертом колене. Сейчас это единственная заметная группа северокорейцев с иностранным гражданством. Но заметна она не только этим, но и своим высочайшим, по местным меркам, уровнем благосостояния и важнейшей ролью в экономике Северной Кореи.
Избежать ассимиляции
В Корее китайцы живут уже несколько тысяч лет. Наиболее массовой китайская эмиграция в Корею была в первой половине ХХ века, особенно после начала японской экспансии на материк. На 1945 год в Корее жили десятки тысяч китайцев, из них примерно три четверти – к северу от 38-й параллели, разделившей полуостров на советскую и американскую зоны оккупации.
В 1946 году советская администрация ввела в Северной Корее систему удостоверений личности, которая должна была заменить косэки – японскую систему фамильных реестров. Решили выдать такие документы и хвагё – в их удостоверении было написано «иностранец». Похоже, так и сложился их статус – граждан Китая с правом постоянного жительства в Корее. Впрочем, с гражданством сначала все было не так просто: хотя до 1949 года СССР признавал правительство Чан Кайши в Нанкине легитимным правительством всего Китая, хвагё занимались сотрудники Северо-Восточного бюро Коммунистической партии Китая. Только с провозглашением КНР в 1949 году статус хвагё стал окончательно ясен – они стали гражданами коммунистического Китая.
Примерно до конца 1950-х годов хвагё были сравнительно привилегированным меньшинством и даже пользовались относительной автономией. Всех хвагё объединяла Ассоциация корейских хвагё, подчинявшаяся китайским властям. У них были свои школы, в которых учителя-китайцы преподавали по китайским программам и китайским учебникам. Северокорейское правительство помогало хвагё и материально – например, восстановление домов, разрушенных в ходе Корейской войны, оплатил Пхеньян.
В 1958 году Пекин и Пхеньян подписали соглашение о выводе с территории Северной Кореи китайских войск, остававшихся там со времен Корейской войны. Это стало одной из величайших удач северокорейской дипломатии и сделало Ким Ир Сена гораздо более независимым от Китая. Вскоре северокорейские власти начали кампанию по натурализации хвагё – их призывали отказаться от гражданства Китая и принять гражданство КНДР. В 1963 году северокорейское правительство провело радикальную реформу школ для хвагё: языком образования стал корейский, а программа стала практически неотличимой от программы северокорейских школ.
Это было только начало: когда власти Китая начали «культурную революцию», отношения между КНР и Северной Кореей испортились донельзя. Сказалось это, конечно, и на хвагё, многие из которых стали ощущать себя «китайцами во враждебной стране». Власти усилили давление на них, и многие хвагё оказались перед выбором: или ты принимаешь северокорейское гражданство, отказываясь от китайского, и, таким образом, теряешь статус хвагё, или уезжаешь в Китай. Некоторые хвагё пытались сопротивляться ассимиляции, но, как правило, безуспешно.
Пиком противостояния стали выступления школьников Пхеньянской средней школы для китайцев в 1966 году. Школьники стали собираться вместе, чтобы послушать речи Председателя Мао – а он как раз говорил о роли молодежи в политической борьбе. На встречах они пели песни типа «Воспевая Родину» про Китай и «Плывя в открытом море, положимся на Кормчего» – про Председателя Мао – и носили с собой в походы китайские флаги. И все это, напоминаю, происходит в северокорейской столице, а отношения между Китаем и Северной Кореей накалены до предела. Через какое-то время вконец потерявшие чувство реальности школьники обратились к дирекции с просьбой официально включить в школьную программу предмет «Идеи Мао Цзэдуна». Нечего и говорить, что просьба удовлетворена не была, а власти начали действовать. Сначала в школе объявили каникулы, а потом ее просто закрыли до лучших времен.
Шубохранилище по-северокорейски
Лучшие времена наступили в 1971 году, когда после визита в КНДР председателя Госсовета Китая Чжоу Эньлая северокорейско-китайские отношения были нормализованы, а Китай даже послал в Пхеньян рабочих строить там метро. Власти КНДР разрешили хвагё, утратившим китайское гражданство в 1960-е, восстановить его. Желающие должны были пройти через долгую процедуру отказа от гражданства КНДР, а потом получить документы из китайского посольства. Большинство так и cделали.
В 1976 году умер «великий учитель международного пролетариата, угнетенных наций и народов» Председатель Мао. Через некоторое время Дэн Сяопин начал политику «реформ и открытости», и китайская экономика стала расти рекордными темпами, а сам Китай стал гораздо более свободной страной. Понятно, что для хвагё он выглядел более привлекательным местом, чем Северная Корея, особенно после резкого ужесточения режима в КНДР в 1967 году. А тут еще и китайские власти объявили программу помощи репатриантам. Значительная часть – едва ли не большинство диаспоры – решила уехать.
В 1990-х контраст между Северной Кореей и Китаем стал еще более заметным. Китайская экономика продолжала расти, а в Северную Корею пришел сначала кризис, а потом и голод. Северокорейцы выживали, как могли, и огромную роль в этом играли китайские продукты и товары. Вот тут для хвагё наконец наступил их звездный час.
Ведь хвагё – это люди, которые могут в любой момент выехать из КНДР в Китай и въехать обратно. Больше таким правом не обладает почти никто. Китайское товарное изобилие и северокорейский дефицит открывали перед диаспорой огромные возможности. Поэтому основным занятием хвагё стала челночная торговля. Позже к этому добавились и услуги по передаче денег через границу – в основном ею пользовались беженцы из КНДР, живущие в Южной Корее, чтобы переправить деньги своим родным. Наконец, некоторые хвагё стали участвовать в организации побегов из КНДР – конечно, за деньги.
Вскоре хвагё стали одной из самых процветающих социальных групп в Северной Корее. Особенно повезло тем, кто живет недалеко от границы: если везти товар в глубь страны, значительная часть прибыли, как говорят опытные люди, уйдет на взятки, которые надо давать при каждой проверке. В результате хвагё, скажем, из Хверёна, Синыйчжу или любого другого приграничного города живут, по северокорейским меркам, сказочно богато. Отдельный дом для приема гостей, амбар, забитый мешками с рисом, машина, плазменный телевизор, любая еда, холодильник, компьютер – все это в порядке вещей. Понятно, что на фоне северокорейской провинции, где электричество подается в самом лучшем случае на несколько часов в сутки, дома хвагё производят примерно такое же впечатление, какое на обитателей российской глубинки будет производить стоящий посреди деревни особняк с шубохранилищем и вертолетной площадкой.
С Севера с любовью
Отдельный интерес хвагё с их свободой передвижения представляют для спецслужб. Недавно Южную Корею потряс скандал, приведший к отставке замдиректора Национальной службы разведки. Главным фигурантом скандала был хвагё по имени Ю Усон (так он известен в прессе, хотя корректнее его было бы назвать Лю Цзяган – по китайскому чтению иероглифов). Ю Усон прибыл в Южную Корею и выдал себя за северокорейского беженца, поскольку хвагё как граждане Китая не имеют прав на южнокорейское гражданство и мощную финансовую поддержку, положенные любому северянину, оказавшемуся на Юге.
Естественно, Ю Усон прошел все проверки (отличить хвагё от северянина практически невозможно) и стал гражданином Южной Кореи. Через некоторое время его арестовали по обвинению в шпионаже в пользу Севера. Обвинение утверждало, что Ю Усон – сотрудник сеульской мэрии – передавал на Север данные о беженцах, находящихся на Юге. Суд, однако, счел доказательства обвинения недостаточно весомыми и постановил Ю Усона признать невиновным.
Но в процессе следствия всплыло китайское гражданство господина Ю, после чего Южная Корея немедленно аннулировала решение о предоставлении ему своего гражданства как полученного путем подлога. Для самого Ю Усона это означало, что он стал апатридом – согласно 9-й статье закона о гражданстве Китая, китайское гражданство он утратил автоматически, в момент приобретения южнокорейского, а то, что это решение было потом аннулировано, китайские власти не заботило совершенно. Таким образом, высылать его оказалось некуда.
История, однако, только начинала разворачиваться. Южнокорейская разведка, недовольная решением суда, предоставила новые документы, которые должны были изобличить, что Ю Усон ездил на Север, где, по их предположению, он и встречался со своими северокорейскими кураторами. Но документы оказались фальшивыми, а агент южнокорейской разведки в Китае после неудачной попытки самоубийства рассказал, что на него давило начальство, требуя любых доказательств вины Ю Усона. Скандал получился колоссальный. Ушел в отставку замдиректора Национальной службы разведки. Его начальник, директор службы разведки Нам Чэчжун, публично просил прощения у южнокорейского общества за действия своих сотрудников. Конечно, это сказалось и на рейтинге правящей Партии нового мира, а оппозиция заявила, что в отставку должен уйти и директор Нам.
Во всей этой истории остался немного забытым главный вопрос: а шпион ли все-таки Ю Усон или нет? Большая часть правящих правых предпочитает считать, что, конечно, да, шпион, просто спецслужбы заигрались и перешли грань допустимого, а большая часть оппозиции – что, конечно, нет, не шпион, а жертва провокации, устроенной обнаглевшими разведчиками, готовыми отправить за решетку невинного человека. Ответа на этот вопрос, впрочем, пока ни у кого нет. На меня господин Ю производит впечатление человека весьма мягкого и обаятельного, но при этом явно с какими-то эпизодами в прошлом, которые он хотел бы скрыть. Подозреваю, что полную картину этой истории мы узнаем еще не скоро.
В любом случае, история с Ю Усоном, скорее всего, не последняя, когда мы слышим о северокорейских хвагё. Осталось их совсем мало – по китайским оценкам 2009 года, около пяти тысяч человек, и значительная часть молодежи предпочитает не идти по стопам родителей, а уехать в Китай. Поэтому значимость каждого из тех, кто остался, будет постоянно расти – если, конечно, не произойдет каких-то радикальных перемен в самой Северной Корее.
Статья про Корею — фигли на фото японка?