Генерал Куропаткин в начале XX века писал: «Если бы упразднить русско-китайскую границу и допустить свободное передвижение в Сибирь китайцев на равных с русскими правах – сибирские местности могли бы в короткое время окитаиться, а русские стали бы выселяться за Урал».
Ему вторил Столыпин, отмечавший «опасность мирного завоевания края чужеземцами».
«Господа, – говорил он, – этою опасностью пренебрегать нельзя, так как этот край нельзя приравнивать, как это было тут сделано, к побережью Ледовитого океана, это не край, который можно было бы забросить, а край, которым заняться мы обязаны».
А российские наместники в дальневосточных областях были встревожены китайской угрозой еще в конце XIX века: «Если мы не займем наших пустопорожних мест в крае своим населением, то их наводнят китайцы в качестве покорных, трудолюбивых земледельцев-промышленников, борьба против которых одними только войсками невозможна, потому что безрезультатна».
Проблема утери Приморья путем ползучей китайской иммиграцией нашла отражение и в документах Государственной Думы, в которых подчеркивалось, что «вопрос о желтой иммиграции в наши Дальневосточные области в настоящее время, под влиянием изменившихся после последней войны политических и экономических условий, получает особо важное значение».
Однако принятие каких-либо защитительных мер по удержанию российского Приморья встречало ожесточенный отпор от диаметрально противоположных социальных и политических групп. Де-факто единым строем выступала либеральная общественность, социал-демократическая пресса, промышленники и даже царские военное ведомство и Министерство иностранных дел. Последнее очень переживало о возможной негативной реакции императорского Китая. Военное же ведомство, которое вело большие строительные работы на Дальнем Востоке, доказывало, что без китайского и корейского труда нельзя обойтись. Аналогичные утверждения шли со стороны местных предпринимателей.
Зато социал-демократическая пресса упирала на другое, призывая «всячески развивать сознание этих отсталых рабочих… привлекать их в профессиональные организации, обсуждать с ними задачи работы, привлекать их к общей борьбе за интересы всего рабочего класса».
Осваивать европейскую часть России китайцы начали еще до начала первой мировой войны. Москву образованные китайцы называли «накопительно-распределительной базой» китайских товаров. А с началом войны в Россию, особенно ее европейскую часть, хлынул громадный поток китайских рабочих. Мобилизация значительно сократила резервы рабочих рук, которых стало катастрофически не хватать. Требовались рабочие на строительство, добычу угля, рубку леса, прокладку железных дорог.
Российский Совет Министров дал зеленую улицу на вербовку китайских рабочих. Масштабы привлечения рабочей силы из Китая впечатляли. Так, только на рубку леса в Смоленскую губернию были подряжены 20 тысяч китайцев.
Организация вербовки рабочей силы оказалась выгодным бизнесом. По всей Маньчжурии и Северному Китаю развернулись вербовочные пункты. Наиболее отличился в этом деле купец Дризин, который ради высвобождения капитала даже продал свой мукомольный завод. Об этом сообщила харбинская газета, назвавшая Дризина «русским предпринимателем». Это-то Дризин русский? Впрочем, немногим отставали и русские купцы: Семенов, Захарченко, Поносов.
Если в 1906-1910 гг. на Дальний Восток и в Сибирь выехало 550 тысяч китайцев, из которых вернулись на родину 400 тысяч (таким образом, только за эти пять лет в России остались жить 150 тысяч китайцев), то масштабы вывоза китайцев в годы первой мировой войны были просто беспрецедентны. И при этом основная масса китайцев оседала за Уральским хребтом и на самом Урале. Дошло даже до того, что в апреле 1917 года состоялся Учредительный китайский съезд, утвердивший образование «Союза китайских граждан в России».
Перед Октябрьской революцией численность китайцев в Петербурге уже насчитывала 10 тысяч человек, только в одном ночлежном доме, открытом «Союзом китайских граждан» размещалось около тысячи человек. В Москве жило около 5 тысяч китайцев. В столичных городах они работали дворниками, прачками, чернорабочими. Уже после революции более половины государственных московских прачечных носило китайские названия.
В Петербурге с китайскими рабочими произошел любопытный случай. «В первые дни русской революции, в марте 1917 года, жители Ленинграда (тогда — Петрограда) были немало озадачены и даже встревожены таинственными знаками, появившимися, неизвестно как, у дверей многих квартир. Молва приписывала этим знакам разнообразные начертания. Те знаки, которые мне пришлось видеть, имели форму восклицательных знаков, чередующихся с крестами, какие ставились раньше возле фамилий умерших По общему убеждению, они ничего хорошего означать не могли и вселяли страх в растерянных граждан.
По городу пошли зловещие слухи. Заговорили о грабительских шайках, помечающих квартиры своих будущих жертв. «Комиссар города Петрограда», успокаивая население, утверждал, что «таинственные знаки, которые чьей-то невидимой рукой делаются на дверях мирных обывателей в виде крестов, букв, фигур, как выяснилось по произведенному дознанию, делаются провокаторами и германскими шпионами»; он приглашал жителей все эти знаки стирать и уничтожать, «а в случае обнаружения лиц, занимающихся этой работой, задерживать и направлять по назначению.
Нетрудно догадаться, что кресты означают десятки, а палочки — единицы; так оказалось во всех без исключения случаях, которые мне приходилось наблюдать. Своеобразная нумерация эта, очевидно, принадлежит дворникам-китайцам, не понимающим наших цифр. Появились эти знаки, надо думать, еще до революции, но только сейчас обратили на себя внимание встревоженных граждан» (Я. Перельман. «Занимательная арифметика»).
«В Белоруссии, на Украине, Кавказе, Кубани и в других местах везде можно было встретить группы бездомных китайцев» (Ли Юнчан. «Люй Э хуагун юй шиюэ гэмин (Китайские рабочие в России и Октябрьская революция», Шицзячжуан, 1988).
Ли Юнчан сообщает, что важной сферой использования труда китайских рабочих были горнорудные прииски и заводы, особенно это было характерно для уральских предприятий. В полосе Пермь-Вятка не было ни одного завода, ни одного прииска, где бы не работали китайцы тысячами.
«По Гоголевской шли китайцы – старые и молодые, с солдатскими мешками за спиной, мужчины – с косами, болтавшимися поверх мешков, женщины – с прическами, высокими, неприкрытыми, в подпоясанных халатах, и многие – с детьми, которых они несли за плечами, с трудом ступая маленькими, похожими на костылики, ногами. Откуда они пришли? Куда направлялись?» (В. Каверин. «Освещенные окна»).
Всего в Европейскую часть России переселилось более 150 тысяч китайцев. «Власти были в восторге: ехали люди, готовые за мизерную плату валить лес, тянуть дороги, класть рельсы, подметать улицы. При этом — непьющие, исполнительные, терпеливые, спят вповалку в бараках, едят любую бурду… Этот процесс во многом схож с положением гастарбайтеров в современной России» (А. Петрушин. «С Интернационалом», «Тюменский курьер»).
Власти были в восторге… Дешевая рабочая сила. И агитаторы их разложить не могут по причине незнания китайцами русского языка. Через два-три года власти, к тому времени уже бывшие, на своей шкуре (в том числе и в прямом смысле) почувствуют «правоту» своих решений. Учит ли история? На примерах сегодняшней жизни – вряд ли можно ответить утвердительно. «И повторится все как встарь. Ночь, ледяная рябь канала», китайцы, пытки и… фонарь?
Революция и Гражданская война превратили оборванных и голодных, забитых и растерянных китайских кули в элитные части большевистской России. Пайки, одежда, жалованье и вожделенное гражданство. «Так же буднично и старательно, как по утрам желтые красноармейцы мыли свои жесткие круглые головы, пошли они теперь на Волгу, на Украину, на Урал и в Сибирь, стреляют в черные незнакомые дома, опустошают кумирни незнакомых и ненужных им богов» (Михаил Кольцов. «Китайские будни», «Киевское эхо», 1919 г.).
Но закончилась война, были подавлены остатки крестьянских восстаний, китайцы в таком количестве стали не нужны. Никто из них не сделал партийной или иной карьеры – слишком были неграмотны, да и русским языком так и не овладели. И вместо начальственных столов, как это случилось с латышами, пришлось китайцам вновь идти на тяжелые работы – в шахты, рудники, на лесоповал. Кто-то держал мелкие промыслы. Те же прачечные.
Перепись 1926 года показала сто тысяч китайцев, живших на советской земле. Выходили газеты на китайском языке, были даже национальные театры. В Москве в 1929 году было образовано общество «Возрождения Китая». Ничто не предвещало туч над китайскими головами, но наступили тревожные тридцатые годы.
По Китаю прокатилась волна народных восстаний. Дубань Синьцзяня решил пополнить свою армию русскими солдатами и офицерами. На его призыв откликнулись многие офицеры и солдаты Белой Армии, осевшие в северных районах Китая. Обратился он с просьбой и к советским властям, которые с удовольствием помогли ему создать Алтайскую добровольческую армию. Вот тут-то и пригодились многие бывшие китайские красноармейцы. Пожар войны в Китае заполыхал с новой силой.
Но куда делась основная масса китайцев? Ответ простой: вымерли. Точнее, как писал А. Солженицын, «взяты в северные лагеря и вымерли». Мавры свое грязное дело сделали, теперь они могли умереть. Сама специфика китайского общества нарушала всю картину строительства нового мира. Китайцы по-прежнему жили обособленно, не интересовались политикой, к тому же были склонны к созданию узконациональных групп, объединений и союзов. Даже селились обособленно.
Поэтому, в целях государственной безопасности, в октябре 1937 года этнические китайцы были частично выселены с Дальнего Востока в Казахстан и Узбекистан, частично депортированы в Китай. Уже к 1938 году китайцев в Приморье не осталось.
В других регионах Союза поступали по рецепту Бориса Кульвеца. Этот чекист прибыл в Сибирь в 1937 году. Регион отставал от центра по масштабам разоблачений врагов народа. Кульвец центром своей деятельности выбрал Бодайбо – знаменитые Ленские прииски. Здесь чекист сумел разоблачить более 4000 замаскированных шпионов, террористов и иных врагов. Именно так рапортовали Ежову о работе группы Кульвеца. «Оперативная группа изъяла и ликвидировала только по районам Иркутской области более 4000 чел. к. р. элемента». К. р. – контрреволюционный элемент.
«По городу арестовал всех до единого! Ближайшие прииски тоже опустошил. Разгромлю всех китайцев в ближайшие дни», — докладывал Кульвец. «Особенно скверно с китайцами. Все они еле двигаются. Врач говорит, что если им не давать опиум, многие поумирают, так как все они старые курильщики опиума. В связи с тем, что не получают опиум, сильно физически страдают, кровавые поносы, хиреют на глазах. Некоторых я поддерживаю небольшими порциями опиума», — это Кульвец докладывал об арестованных «китайских шпионах».
Перепись населения 1939 года показала всего 32 тысячи китайцев, проживавших в СССР. То есть за 13 лет их численность сократилась в три раза. Последняя советская перепись (1989 года) дала уже 11 тысяч китайцев. И опять сокращение в три раза, но уже за 50 лет. Что случилось? Эти уже просто вымерли. От старости. Полноценных китайских семей создавать не могли – почти не было китаянок. А дети от браков с русскими женщинами и женщинами народов Сибири были уже не китайцами. Потому что в стране не было для них главного – китайских анклавов. Вот в них, действительно, перемалываются любые нации, на выходе смешанных браков есть только один результат: дети-китайцы.
Попытка китайцев захватить русский Благовещенск в 1900 окончилась неудачей. Но это было давно. А как дело обстоит сейчас, что будет через несколько лет?
«В последние годы на Дальнем Востоке увеличивается число детей, рожденных в смешанных браках, которые упрощают для китайцев получение российского гражданства. К примеру, в Благовещенске из полутора тысяч новорожденных в 2002 году доля таких детей достигла 20%», а теперь «уже 37%» (Е. Семенова. «Россия-Китай: смертельная дружба»).
Да, в советское время граница была на крепком замке. Зато сейчас времена изменились, китайцев в России все больше и больше. Темпы их прироста даже превышают показатели «лучших» лет столетней давности. «Число мигрантов в Приморье из Китая растет, исчисляясь десятками тысяч. Есть и проблемы. Широкий размах приобрела нелегальная миграция, борьба с которой не приносит пока ощутимых результатов». Это пишет Г. А. Суханова, ученый секретарь Института истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО Российской Академии Наук.
«Китайская сторона готова вложить средства в инвестиционные проекты по развитию инфраструктуры Приморского края», — продолжает ученая дама. «Это даст новый импульс для приграничного туризма и международной торговли… Развитие социально-экономических, культурных и других связей Приморья с Северо-Восточным Китаем несомненно имеет широкие перспективы».
Вот только для кого такие широкие перспективы она так и не уточнила.
Но есть и другие строки. Написанные столетием назад. Наиболее остро обозначил проблему известный публицист М. О. Меньшиков, писавший:
«На нашу Восточную Сибирь наплывает желтая китайская туча, и все эмигранты и рабочие – с подложными именами… Кроме затруднений с паспортами, китайцам жаль и платимых денег. По их исчислению, в одну Приморскую область только морем прибывает ежегодно до 60 тысяч китайцев, кроме тех 10 тысяч чернорабочих китайцев, что приезжают ежегодно на временные заработки. Сверх всего этого – неизвестно сколько – приезжают китайцы через Хунчун и по железной дороге из Маньчжурии. Китайский наплыв идет и в Амурской, и в Забайкальской области… Это полчище желтокожих, тесно связанное со своей прежней родиной, захватывает все промыслы и все роды труда, при этом русский переселенец не находит себе куска хлеба. Колоссальные суммы денег высасываются ежегодно «желтыми пиявками», как их зовут в Сибири, и отсылаются в Китай…
Они наплывают целыми армиями, они почти не потребляют наших продуктов, а потребляют свои, привозимые из Китая же. «К нам, — пишут мне из Сибири, — переселяется на временный заработок как бы часть Китая… Высосав нужную ей сумму денег, армия эта быстро исчезает к себе на родину, увозя наши капиталы, чтобы уступить место другой, еще более голодной и нуждающейся толпе. И так непрерывно работает этот гигантский насос, выкачивающий самые жизненные соки страны…»
(М. Меньшиков. «Наплыв соседей»).
Михаил Меньшиков был расстрелян чекистами в 1918 году. В советское время так и не был реабилитирован.
«Если мы будем продолжать спать летаргическим сном, — говорил Столыпин, — то край этот будет пропитан чужими соками, а когда мы проснемся, может быть он окажется русским только по названию». Вопрос только, где мы проснемся. У себя на кровати или под ней.
В 19-м веке философ Владимир Соловьев предсказал, что настанет день, когда каждый из нас обнаружит у себя под кроватью китайца. Большой фантазер был этот Соловьев. Надо смотреть на мир более реалистично. Скорее уж, настанет день, когда каждый из нас обнаружит у себя на кровати китайца.
Эх, будет ли у нас, кто повторит слова генерал-губернатора П. Ф. Унтербергера, (который главную опасность видел, правда, не в китайцах, а в корейцах): «Я не враг корейцев, как это принято думать, но не могу согласиться с мнением моих предшественников, считавших, что пустынный край нужно впереди всего заселить, хотя бы и корейцами.
Я предпочитаю пустыню, но русскую, чем край возделанный, но корейский. Придет время, край заполнится русскими, запасы земли будут возделаны, но уже ими, а не корейцами. Правда, это произойдет, может быть, и через сто лет, но по крайней мере у меня не будет на душе, что я дал расхитить русскую землю»?
Добавить комментарий
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.